Музыка, звучащая в крови - Страница 6

– Я не под балдой, Эдвард, – произнес он. – Может быть, я не прав, но мне кажется, происходит что-то очень большое и важное. Думаю, они начали понимать, кто я есть.

Я сел напротив Верджила, пристально его разглядывая. Он, похоже, совсем меня не замечал. Какой-то внутренний процесс захватил его целиком. Когда я попросил чашку кофе, он лишь махнул рукой в сторону кухни. Вскипятив воду, я достал из шкафа банку растворимого кофе, потом вернулся с чашкой в руках на свое место. Верджил сидел с открытыми глазами, покачивая головой.

– Ты всегда знал, кем тебе хочется стать, да? – спросил он.

– Более-менее.

– Гинеколог… Только верные шаги по жизни, ни одного – в сторону… А я всегда жил по-другому. У меня были цели, но я не знал направления. Это как карта без дорог, одни только географические точки. И мне на все было наплевать, на всех, кроме себя самого. Даже на науку. Для меня это просто средство… Я вообще удивляюсь, что добился таких значительных результатов… Даже своих родителей я ненавидел.

Неожиданно он схватился за подлокотники кресла.

– Тебе плохо? – встревожился я.

– Они со мной разговаривают, – ответил он и закрыл глаза.

Около часа он лежал без движения, как будто спал. Я проверил пульс – ровный, наполненный, потрогал его лоб – чуть холоднее, чем следовало бы, потом пошел и приготовил себе еще кофе. Когда Верджил открыл наконец глаза, я, не зная чем себя занять, перелистывал журнал.

– Трудно представить себе, как течет для них время, – произнес он. – Всего три или четыре дня у них ушло на то, чтобы понять наш язык и ключевые аспекты нашей цивилизации. Теперь они продолжают знакомиться со мной. Прямо во сне. Прямо сейчас.

– Как это?

Верджил сказал, что несколько тысяч исследователей подключились к его нейтронам, но подробностей он и сам не знал.

– Они, вероятно, действуют очень эффективно, – добавил он. – И пока еще не причинили мне никакого вреда.

– Нужно доставить тебя в больницу.

– А что они там смогут сделать? Ты, кстати, придумал какой-нибудь способ ограничить моих умников? Я хочу сказать, это все же мои клетки.

– Я думал об этом. Мы можем заморить их голодом. Нужно только найти различие в метаболизме…

– Я не уверен, что мне хочется избавиться от них совсем, – сказал Верджил. – Они не причиняют мне никакого вреда.

– Откуда ты знаешь?

Он покачал головой, потом поднял палец и замер.

– Тихо! Они пытаются понять, что такое пространство. Им это нелегко. Расстояния они определяют по концентрации химических веществ. Размерность для них – это как сильный или слабый вирус.

– Верджил…

– Слушай! И думай, Эдвард. – Он заговорил возбужденным тоном: – Наблюдай! Во мне происходит что-то значительное. Они общаются друг с другом через жидкости организма, и химические сигналы проникают даже сквозь мембраны. Они там мастерят что-то новое, может быть, вирусы, чтобы переносить данные, хранящиеся в цепях нуклеиновых кислот. Кажется, они имеют в виду РНК… Похоже на правду. Я их так и программировал… Но еще и плазматические структуры… Возможно, именно это твои машины и выделили как признак инфекции – их переговоры у меня в крови, информационные пакеты… Химические характеристики других особей. Равных. Начальников. Подчиненных.

– Верджил, я внимательно слушаю, но мне действительно кажется, что тебе следует лечь в больницу.

– Это моя свадьба, Эдвард, – сказал он. – Я – их вселенная. Они поражены новыми открывшимися горизонтами…

Верджил снова умолк. Я присел на корточки рядом с его креслом и закатал рукава халата. Вся рука у него была словно исчерчена крест-накрест белыми линиями. Я уже собрался вызывать машину «скорой помощи», когда он вдруг встал и потянулся.

– Ты когда-нибудь задумывался, – спросил он, – сколько клеток мы убиваем каждый раз, когда делаем даже простое движение?

– Я вызову машину, – сказал я.

– Нет, – произнес он твердо. – Я же сказал, что я не болен. И я хочу иметь возможность распоряжаться самим собой. Знаешь, что они сделают со мной в больнице?.. Это как если бы пещерные люди принялись чинить компьютер тем же способом, каким они чинят свои каменные топоры. Фарс…

– Тогда какого черта я здесь делаю? – спросил я, разозлившись. – Ведь я ничем не могу тебе помочь. Я такой же пещерный человек.

– Ты друг, – произнес Верджил, взглянув мне в глаза, и у меня возникло ощущение, что в мою сторону смотрит не только он один. – Ты мне нужен для компании. – Он рассмеялся. – Хотя на самом деле я отнюдь не одинок.

В течение двух последующих часов он расхаживал по квартире, прикасался к вещам, выглядывал в окна, потом медленно, неторопливо приготовил ленч.

– А знаешь, они действительно могут ощущать свои собственные мысли, – сказал он около полудня. – Я имею в виду цитоплазму. Судя по всему, она имеет собственную волю, своего рода подсознательную жизнь – в отличие от разума, который клетки обрели совсем недавно. Они слышат нечто похожее на химический «шум» отделяющихся и возвращающихся на место молекул.

В два часа я позвонил Гэйл и сказал, что буду поздно. Меня буквально трясло от напряжения, но я старался говорить спокойно:

– Помнишь Верджила Улэма? Я сейчас у него.

– Все в порядке? – спросила она.

Да уж куда там…

– Все отлично, – ответил я.

Верджил заглянул в комнату как раз, когда я попрощался с Гэйл и положил трубку.

– Это целая культура! – провозгласил он. – Они постоянно купаются в море информации. И, постоянно вносят туда что-то новое. Получается своего рода «гештальт». Строжайшая иерархия. За клетками, которые взаимодействуют с другими неправильно, они высылают особые фаги. Специально изготовленные вирусы, предназначенные для конкретных клеток или групп. Против них нет абсолютно никакой защиты. Вирус протыкает клетку, она лопается, взрывается и растворяется. Но это не тирания. Я думаю, что на самом деле у них гораздо больше свободы, чем при демократическом устройстве. В том смысле, что они так сильно отличаются друг от друга. Ты можешь себе это представить? Они отличаются друг от друга даже больше, чем мы.